Психоанализ родился в противостоянии с медикалистской парадигмой, господствовавшей в психиатрии и психотерапии в конце XIX – начале XX века. Уже третье поколение психоаналитиков в 20-е годы XX века начало критический пересмотр традиции и стремилось учитывать социальные условия и культурный контекст, в котором анализант и аналитик существуют. Также молодые психоаналитики призывали психоаналитическое движение принимать активное участие в преобразовании социального мира, а не сводить всё исключительно к проблемам пациента личного и медицинского характера. Представители «потерянного поколения» психоанализа активно участвовали в смелых социальных проектах по всему миру – от Советской России и Красной Вены до Латинской Америки, – изгонялись из психоаналитических организаций и гибли от рук авторитарных режимов XX века (Габаррон-Гарсия, 2025).
Несмотря на трагическую судьбу радикальных аналитиков, их гуманистический и критический импульс не только сохранился, но и смог распространиться за пределы психоаналитической традиции. Вторая половина XX века – расцвет антипсихиатрии, гуманистической терапии, левого лаканианства, критической психиатрии, психологии освобождения. Либертарные теории психического постепенно проникают в психологический, философский и в целом социально-гуманитарный дискурс (Власова, 2010).
Критические подходы к пси-дисциплинам* принимают разнообразные формы: Жан Ури и Феликс Гваттари в клинике Ла Борд упраздняют разницу между врачом-психиатром, психоаналитиком, санитаром и уборщиком, а «Социалистический коллектив пациентов» Вольфганга Губера создаёт из психотерапевтического кружка боевую организацию, которая стремилась «вылечить» болезненное состояние общества (Губер, 1993). В 1960-е годы возникает антипсихиатрия как радикальный ответ на институционализированное насилие психиатрии и её сращение с властными структурами. Томас Сас обвинял психиатрию в узурпации свободы личности посредством превращения диагноза в инструмент социального контроля. Рональд Лэнг, напротив, видел в безумии не патологию, а особую форму человеческого опыта – свидетельство кризиса современности, где «нормальность» становится маской конформизма (Лэнг, 1990). Дэвид Купер и Франко Базалья переносили эти идеи в практику, создавая коммуны и открытые клиники, где пациенты и врачи жили на равных. Пиком антипсихиатрического проекта можно считать принятие в Италии «Закона 180» по инициативе союза «Демократическая психиатрия», который положил конец системе изоляции и деинституционализировал психиатрию, превратив лечение в общественную и политическую задачу (Власова, 2014).
На рубеже XX – XXI веков антипсихиатрические и критические традиции переживают сложный этап переосмысления. Французский психоаналитик Флоран Габаррон-Гарсия отмечает, что психоанализ постепенно интегрировался в господствующие терапевтические и культурные практики, утратив часть своего оппозиционного импульса. Культурный теоретик Марк Фишер, критикуя идеологию «приватизации стресса» и распространение когнитивно-поведенческой терапии как универсального решения, возвращает внимание к социальным и политическим основаниям психического страдания. В массовом восприятии процессы деинституционализации психиатрии всё чаще связываются не с гуманизацией, а с неолиберализмом Тэтчер и Рейгана (Тиммс, Крейг, 1992; Мюррей, 2022).
Но насколько корректны заявления о кризисе критических подходов к пси-дисциплинам, когда в российском контексте, в частности и мировом, всё чаще возникают ревизионистские концепции осмысления психического? Поль Б. Пресьядо, И. Паркер, Д. Павон-Куэльяр продолжают требовать изменения психоаналитической традиции, а Фишер вернул в дискурс критическую психиатрию (Фишер, 2010; Паркер, Павон-Куэльяр, 2021; Пресьядо, 2021). В то же время психотерапевты по всему миру активно работают с маргинализированными социальными группами, и опыт нарративной психотерапии, психологии освобождения и других движений и направлений создаёт дискуссию о прогрессивной роли психологических практик и других способов «заботы о себе» (Тео, 2014).
Социальные и гуманитарные науки исторически выстраивали настороженное, критическое отношение к пси-дисциплинам. В этой связи представляется продуктивным обсудить, как сегодня складывается их сосуществование в условиях, когда именно пси-дисциплины во многом сформировали доминирующий язык описания субъективности (Rose, 1990; Illouz, 2007, 2008). Мы, таким образом, оказываемся в ситуации «критики критики» – и вопрос заключается в том, как она функционирует и трансформируется в настоящем. Поскольку наиболее привычной и институционально закреплённой формой разговора о псси-дисциплинах в социальных науках остаётся левая критика, имеет смысл проблематизировать её эвристические пределы и рутинность, а также задаться вопросом о возможных альтернативных аналитических регистрах.
Таким образом, мы предлагаем вернуться к дискуссии об освобождающем потенциале психотерапии и психоанализа, о возвращении критических теорий и практик психического, о критике критических подходов и многом другом, что связывает, с одной стороны, феномены «критического», «левого», «освободительного», а с другой – «терапию», «психиатрию» и «психоанализ».
*Пси-дисциплины – зонтичный термин, введённый британским социологом Николасом Роузом (Rose, 1990), который мы будем использовать для удобного обозначения поля дисциплин, включающих психоанализ, психиатрию, психотерапию, психологию.